Сквозные цифровые технологии в современных гибридный войнах

Дата и время: 31 мая 2023 г., 12:15–13:45

Модератор: Чихарев Иван Александрович, доцент МГУ им. М. В. Ломоносова, профессор Академии военных наук Российской Федерации:

Вводное слово

Чихарев И. А.:

Приветствие, представление спикеров:

1. Звинчук Михаил Сергеевич, создатель и главный редактор телеграм–канала «Рыбарь»;

2. Вархотов Тарас Александрович, доцент, и. о. заведующего кафедрой философии и методологии науки философского факультета МГУ имени М. В. Ломоносова;

3. Рудаков Анатолий Валерьевич, главный эксперт Центра изучения проблем национальной и международной безопасности Института международных отношений и мировой истории Нижегородского государственного университета;

4. Рыхтик Михаил Иванович, директор Института международных отношений и мировой истории Нижегородского государственного университета имени Н. И. Лобачевского;

5. Нешков Сергей Владимирович, кандидат политических наук, директор Центра когнитивной обороны НГЛУ, специалист по информационным войнам, психологическим операциям, акциям прямого действия и управлению гражданскими кампаниями.

Актуальность темы очевидна: вчерашняя атака беспилотников на западе Москвы стала свидетельством вторжения новейших технологий в нашу повседневную жизнь. Это имеет экзистенциальное значение, угрожает самому нашему существованию. Наша сессия продолжает состоявшийся в апреле прошлого года семинар Философского клуба в Нижнем Новгороде и те исследования гибридной войны, которые ведутся в МГУ и нижегородских вузах, ННГУ и ННГЛУ.

Гибридную войну можно определить как сочетание акторов, инструментов и тактик, направленных на подчинение противника своим интересам. В них используются сквозные цифровые технологии, и сама гибридная война насквозь пронизывает глобальное пространство — от космоса до морского дна, от Тайваня до Великих озер, от примитивных животных инстинктов до глубинных когнитивных процессов.

Сегодня гибридная война широко обсуждается в военно–политических кругах. Глава МИД РФ С. В. Лавров использует понятие «тотальной гибридной войны», начальник Генштаба В. В. Герасимов считается автором «российской доктрины гибридной войны», широко известной на Западе как «доктрина Герасимова», а Евгений Пригожин и его ЧВК «Вагнер» можно считать олицетворением гибридной войны, так как ЧВК — как раз свидетельство гибридизации субъекта ведения боевых действий.

На всех исторических этапах развитие технологий влияло на инструментарий, стратегию и тактику ведения войны. Более того, во время войн создавались технологии, формирующие следующий технологический уклад. Так было с ядерными и ракетными технологиями в период Второй мировой или с химическими в период Первой мировой. Сегодня в фокусе нашего внимания — сквозные цифровые технологии, определяющие современный и перспективный технико–экономические уклады и претерпевающие развитие в современных гибридных конфликтах, в которых сочетаются традиционные и сверхновые инструменты ведения войны. Обсуждаются как сквозные технологии, так и NBICS — нано–, био–, инфо–, когнитивные и социальные технологии. Это как раз и есть междисциплинарный гибрид. Развитие беспилотных летательных аппаратов стало сегодня национальным проектом, и в них тоже сочетаются различные технологии — новые материалы, источники питания, связь нового поколения.

В нацпроекте «Цифровая экономика» выделяются девять «сквозных» цифровых технологий: большие данные (big data), нейротехнологии и искусственный интеллект, системы распределенного реестра (блокчейн), квантовые технологии, новые производственные технологии, промышленный интернет, компоненты робототехники и сенсорика, технологии беспроводной связи (в частности, 5G), технологии виртуальной и дополненной реальности (VR и AR). Все они в какой-то степени используются в современных гибридных войнах.

Соорганизатором сессии является Философский клуб «Цивилизационное будущее России». Напомню, что В. В. Путин, называя Россию «государством–цивилизацией», имел в виду прежде всего технологическое развитие, в том числе искусственный интеллект.

Сегодня происходит киборгизация социальных процессов и человеческого развития. Это вызывает антиутопический, постгуманистический страх, дегуманизирует и брутализирует современные войны.

Предлагаю сегодня обсудить следующие вопросы:

• Новые технологии и войны: исторические кейсы.

• Переход к новому технологическому укладу и война нового поколения.

• Изучение цифровых технологий гибридной войны на западе: кейс Hybrid CoE.

• Перспективы интеграции цифровых и социогуманитарных технологий.

Надо сказать, что весьма активные исследования влияния новых технологий на современные гибридные войны проводятся на Западе. В частности «Центр передового опыта в области противодействия гибридной войне», расположенный в Финляндии, выпустил целый ряд докладов по этой тематике. Важно понимать, что в современном мире мы в целом наблюдаем киберсоциальные процессы, в которых человек и общество всё более интегрируются с «цифрой» и ИИ. Поэтому нам важно говорить об интеграции социогуманитарных и цифровых, информационных технологий для более правильного понимания современных социальных процессов, включая конфликты. Я уверен, что участвующие в нашей сессии эксперты внесут сегодня серьезный вклад в разработку этой проблематики.

Звинчук М. С.:

Сегодня телеграм стал основным средством общения власти и бизнеса. Если первоначально мы анализировали телеграм–каналы с 3–5 тыс. подписчиков, то сейчас средняя численность подписчиков основных каналов достигла 300–500 тыс. В российском сегменте телеграма — 800 тыс. каналов, при этом военной проблематике посвящено только около 40 тыс. Из 60–70 млн. пользователей телеграма военно–политической тематикой интересуется 10–12 млн. Если два года назад типичным представителем аудитории военного–политического сегмента телеграма, не считая специалистов, чиновников, страноведов, был мужчина около 50 лет, то сейчас аудитория значительно расширилась.

Сегодня мы достигли пика популярности телеграма в России за счет освещения СВО, выхода в него представителей бизнеса. В США, Иране, Белоруссии, Эфиопии телеграм стал прежде всего средством политтехнологической и медиатехнологической координации протестов. Ни в одной из стран, где распространен телеграм, нет его коммерческого использования, представители бизнеса и держатели капитала там предпочитают проверенную продукцию Meta и даже e–mail.

В США до штурма Капитолия телеграм был прибежищем alt–right и радикальных консерваторов. После штурма Капитолия телеграм в Америке был дискредитирован, ресурсы ликвидированы спецслужбами или выкуплены, а каналы стали вести сторонники концепции плоской Земли, рептилоидов и других конспирологических теорий. После начала СВО, вслед за ростом популярности телеграма в России, начался аналогичный процесс в США и других странах, так как мессенджер стал источником альтернативной информации о конфликте.

Возникший с начала СВО информационный вакуум предопределил популярность военкоров, которые доступным языком, наглядно и с места событий начали рассказывать людям о происходящем.

В 2026–2027 г. популярность телеграма будет спадать, на первый план выйдет искусственный интеллект, а также творческое соединение традиционных и современных подходов — конвергентная или неоконвергентная журналистика.

Вархотов Т.А.:

В чем современные технологии являются сквозными? Во-первых, они пронизывают наше общество, сопровождают нас постоянно, рутинизируются и становятся для нас незаметными. Это помещает технологии в зону «слепого пятна». Подавляющему большинству пользователей принципы работы современных технологий неизвестны. Происходит мифологизация IT и цифровых технологий.

Во-вторых, сквозные технологии междисциплинарны. Но компьютерный и человеческий нейрон — разные сущности. Искусственный интеллект — также метафора, возможно, когда-то будет создан ИИ, соразмерный человеческому, но пока мы очень далеки от этого.

Эти метафоры задают развитие современных технологических трендов, но вводят в заблуждение рядовых пользователей. Мы находимся в плену новой мифологии, которая дает надежду, но, с другой стороны, пугает хтонической символикой. Возникают теории заговора и контрзаговора, в которых присутствует и политическое измерение, такие, как «Гаванский синдром» (предполагаемое облучение кубинских официальных лиц неизвестными лучами). В них верят даже люди, занимающие ответственные посты. Такие технологии действительно могут использоваться, но человечество, вне зависимости от фактов, уже напугано. Здесь можно вспомнить антиутопию Стругацких «Обитаемый остров», а за пределами научной фантастики действительно развивается когнитивное оружие.

Когнитивное оружие не конвенционально, юридически не регулируется и даже «не существует». Вчера ученые сделали заявление, что ИИ представляет собой одну из угроз для человечества, и его развитие надо взять под контроль. Но из-за повсеместного присутствия информационной инфраструктуры эти процессы очень сложно урегулировать. Например, традиционное представление о приватности в современной коммуникационной среде не актуально.

Самая большая проблема в том, что сегодня нарушается разделение «видимого телесного» и «невидимого, приватного мыслимого», которое лежит в основе самой нашей цивилизации.

Рудаков А.В.:

Тема моего выступления — «Нейромаркетинг и большие данные в современных гибридных конфликтах как сквозные технологии, которые вторгаются в гибридную войну». Понятие о них вошло в военную доктрину США, они стали предметом внимания аналитических центров. Интернет представляет собой поведенческий архив, позволяющий изучать реакции и управлять поведением.

Новые технологии в арсенале западных государств в условиях проведения Российской Федерацией СВО нацелены на установление контроля над социально–политическими и культурными процессами в Российской Федерации. Речь идет о новейших технологиях, нацеленных на манипулирование поведенческими установками, инструментах разрушения традиционной и конструирования новой идентичности у различных социальных групп населения России и постсоветского пространства. Фактически наряду с информационными возникает феномен «поведенческих» войн. Особенно это заметно на Украине.

Войны за идентичность представляют собой более технологически сложную и ресурсозатратную форму конфронтации, чем уже достаточно хорошо изученные формы информационного противоборства. Она подразумевает использование различного рода физических, ориентационных, маркетинговых и иных современных гуманитарных технологий. При этом концептуально–технологическую основу новой парадигмы ведения такого рода войны определяют, прежде всего, такие направления современной науки, как нейромаркетинг и интеллектуальный анализ «больших данных».

В ситуации накопления огромных массивов объективной информации о человеческом поведении, в том числе о поведении социальных и иных групп, доступа к данным о поведении больших групп людей анализ больших данных превращается в стратегическое оружие. Эти сведения большей частью содержатся в Интернете. 

В настоящее время только у США имеются необходимые, пополняемые в режиме реального времени поведенческие архивы данных населения подавляющего большинства стран мира, извлеченные посредством различного инструментария в информационном пространстве.

Сейчас изучается сознание людей, уехавших из России с началом СВО. С одной стороны, они испугались за свое существование, а с другой — не захотели отказываться от потребительского стандарта. В то же время российские культурные коды настолько сильны, что они все равно проявятся, и у людей возникнет когнитивный диссонанс. В этом смысле можно говорить, что русский мир вновь шагнул за пределы России, а люди еще вернутся в Россию обновленными.

В западных странах давно используются поведенческие технологии для управления социальными процессами, например, для обеспечения безопасности дорожного движения. Сегодня они получают военное применение.

С другой стороны, интернет как поведенческий архив позволяет контролировать социальные процессы, и при осуществлении грамотной государственной политики может позволить не только исключить в интернете экстремизм, порнографию, призывы с суициду и насилию, но и сделать его средством просвещения и социального воспитания, которое может вывести следующее поколение на новый интеллектуальный уровень.

Сегодня на основе изучения каналов потребляемой российской молодежью информации американские спецслужбы выстраивают конструкции мировосприятия с помощью комбинации каналов и мем–программирования в интересах нашего противника. Этому необходимо противопоставить информационную грамотность и технологии трансляции российской идеологии и традиционных ценностей, отличных от материализма и потребительства, внедряемых Болонской системой образования.

Рыхтик М.И.:

Необходима концепция победы в условиях нового технологического уклада, под влиянием новых технологий. Во-первых, победа достигается высокотехнологичным оружием, но человек все равно остается на поле боя. Возникает также вопрос нового восприятия победы. В России сложилось устойчивое понимание победы, в основном под влиянием празднований Победы в Великой Отечественной войне, но сегодня в российском обществе высок уровень тревожности.

Существует материальный фактор победы, включающий военные, технологические, инфраструктурные аспекты. Социальный фактор победы предполагает сплоченность общества и единство власти. Третий фактор победы отражает современные информационные процессы, существует в мировом коммуникационном пространстве, где оценивается победа на поле боя.

Нет смысла бороться с фейками, надо формировать новый образ нашей победы. Победа, чтобы закрепиться в сознании человека и общества, не может быть абсолютно однозначной, безапелляционной, она должна подразумевать некоторое множество аспектов восприятия. Парадокс современного кибервремени в том, что категорическая соотнесенная с реальностью информация мало кого интересует. Это стало возможным по причине влияния нового технологического уклада.

Нешков С. В.:

Почему мы потеряли стратегическую инициативу в информационно–психологических операциях? На первом этапе СВО инициатива формировалась в пассионарных кругах, ее проводили военкоры. Но информационно–психологическое воздействие должно вестись на системной основе.

Информационная война осуществляется посредством атак на идею, символы, практику и лидеров — это мы видим на примере СВО.

Коммуникация строится на формировании доверия и обеспечение согласия. Главная задача украинской пропаганды — снижение доверия к власти и разрушение согласия. Последнее используется и западными спецслужбами для деморализации и обеспечения агентурных позиций.

Идея дефашизации, воплощаемая в принципе гуманности СВО, озвученная в обращении Президента, дискредитировалась украинской стороной посредством примеров пострадавших мирных жителей и жилых домов, визуализацией быта в бомбоубежищах, попаданий ракет в жилые дома, с акцентом на наиболее социально чувствительных категориях — детях, стариках, женщинах, домашних животных, — в целях повышение виральности контента.

Идеи дефашизации и другие идеи СВО (о противодействии расширению НАТО, реализации Устава ООН, борьба с геноцидом жителей Донбасса) дискредитировались с помощью позиций официальных лиц, «экспертных» мнений и подмен тезиса, отрицания геноцида и др.

Атаки на символы реализуются посредством деструктивного сопоставления. Например, символы «Z» приравниваются к фашистской и иной негативной символике.

В атаках на практике используются технологические цепочки — серии инфоповодов, например, якобы акты насилия со стороны российских военнослужащих, к которым в дальнейшем привязывались медийное сопровождение, протестные акции и символика — например, якобы вывозимые российскими военными стиральные машины.

Российские лидеры подвергаются атаке с помощью «перехваченного» тезиса о «фашистском» характере действий российских властей и военнослужащих, изначально адресовавшегося как раз украинской стороне.

Как этому противостоять? Есть несколько организационно–технологических подходов. Во-первых, нужна единая коммуникационная площадка, которая объединит гражданскую активность и инициативы по освещению войны. Наши люди готовы в этом участвовать, им это интересно. Второй большой блок — разработка понятных объяснительных моделей, прежде всего для молодежи, касающихся целей и ценностей. Третье — организация гражданской активности, акции перед посольствами, перформансы и др.

От ценностей зависит наше выживание и именно ценности — главная мишень когнитивной войны.

Вопрос из зала:

Вопрос к Сергею Нешкову: вы говорили об обороне, но у нас война не с людьми, а с режимом. Как работать с украинской общественностью, какие нарративы возможны?

Нешков С. В.:

Нам необходимо проводить идею единого народа и работать над средствами доставки контента, а также достоверным исследованием общественного мнения на Украине.

Вопрос из зала:

Вопрос к М. И. Рыхтику. Вы говорили о бесполезности войны с фейками. На чем нам нужно сосредоточиться — на создании фейков или на борьбе с ними?

Рыхтик М. И.:

Реальность никому не интересна, и правды на всех не хватает, приходится додумывать. И потом, нам, к примеру, не хотелось бы, чтобы даже наши близкие знали о нас всю правду. Поэтому приходится заниматься «конструированием».

Комментарий из зала:

То есть, с нашей стороны это будет называться не фейками, а нарративами.

Вопрос из зала:

Вопрос к Анатолию Рудакову. Вы говорили об ограничениях интернета в интересах безопасности. Но в этом случае может возникнуть унификация, чем могут воспользоваться политические силы.

Рудаков А.В.:

Важно, чтобы система образования формировала систему координат, давала молодежи компас. Исключать нужно только очевидно незаконные и деструктивные вещи, такие как «группы смерти» и т. п.

Вопрос из зала:

Насколько возможно предсказание и моделирование гибридных войн?

Рыхтик М. И.:
Я не являюсь сторонником термина гибридная война, поэтому вопрос, скорее, к И. А. Чихареву.

Чихарев И. А.:

Гибридизация продолжается, гибридная война не представляет собой устойчивого феномена и ассоциируется с хаосом. Сегодня происходит переход к синергетической войне, важным становится ее «оркестрирование», подобно управлению на эквалайзере, с актуализацией одного или другого направления в оперативно–тактическом режиме.

У меня вопрос к М. С. Звинчуку: вы говорили, что через пару лет телеграм станет популярен в США и в мире. Значит ли это, что Россия победит в информационном пространстве?

Звинчук М. С.:

Телеграм не является чисто российским инструментом, происходит постоянная эволюция средств трансляции интересов власти и бизнеса — «Вконтакте», фейсбука, сегодня телеграма, в дальнейшем появятся новые технологии.

Чихарев И. А.:

Действительно, технологии постоянно развиваются, и, к сожалению, используются в военных конфликтах. Но сегодня мы услышали и позитивные прогнозы их развития для общества. Спасибо экспертам, гостям и участникам дискуссии!