Интервью: Светлана Задёра
Расскажи, кем ты работаешь.
Я обозреватель «Российской газеты». Работаю в экономическом отделе. Специализируюсь на экологии, туризме и развитии Дальнего Востока и Арктики.
Давно ли ты в этой профессии?
С 17 лет. Получается, уже 13 лет.
Как ты пришла в профессию?
Вообще, это странная история, потому что я не планировала становиться журналистом. Я работала в рекламном агентстве. Там один из руководителей, у которого не получилось стать журналистом, рассказывал, что вход в эту профессию завязан либо на родственных связях, либо на твоем умении договариваться с влиятельными людьми. По первому пункту я не подходила. Второй пункт, как мне казалось, был связан с немного другой, скажем так, сферой услуг. Мне это не подходило.
Я решила, что стану учителем, как моя бабушка, — там у меня хотя бы были знакомства, мне бы могли что-то подсказать и помочь.
За несколько месяцев до итоговых экзаменов одноклассник начал писать новости для какой-то газеты и приносил эти выпуски в класс. Я подумала, что по экзаменам на ЕГЭ журналистика мне подходит, там тоже нужна литература. Так это стало моим планом “Б”.
Я пришла на местный телеканал без предупреждения. Внезапно меня пустили, и сразу провели к главному редактору, который направил меня к главной звезде культурной журналистики в Приморье — Ольге Сомкиной. Она настоящая дива. Когда я к ней подошла:
— Здравствуйте! Я пришла к вам на практику, мне нужны публикации для поступления.
— Где потом хочешь работать? — спрашивает она.
— Журфак — это мой план Б. Я хочу быть преподавателем, а журналистика просто подходит по экзаменам ЕГЭ.
Она обомлела. Смотрит на меня… а я уже думаю, что сейчас она со мной попрощается.
И тут она отвечает:
— Смотрите, я могу писать тексты, мы их подпишем вашим именем. Они выйдут, и на этом наше сотрудничество закончится. Либо я покажу тебе, что такое настоящая журналистика — и тогда ты либо уйдешь и никогда не вернёшься, либо останешься навсегда и уже не сможешь уйти.
И вот я осталась.
И что было дальше?
Что я делала на практике? Ни одной заметки у меня так и не вышло на том телеканале, о чём тут говорить?
Однажды мы поехали на репортаж — до сих пор помню — это была выставка художника Обухова. «Тридцать шесть видов Фудзиямы». Я переписывала текст к телевизионному репортажу раз пять, наверное. И каждый раз для согласования нужно было ехать в редацию. Стало очевидно, что ничего не получится, а у меня же поступление — нужны были публикации. Пришлось искать другое место.
В итоге получилось даже забавно: я просто забила в Google «СМИ Приморского края», открыла список и начала обзванивать каждое издание.
Все СМИ с первой странице мне отказали. На второй странице я дошла до делового издания «Золотой Рог» (это название связано с бухтой Золотой Рог во Владивостоке). Я спросила про стажировку, мне сказали «нет»... и наступила пауза.
— Ну ладно, спасибо, — ответила я и положила трубку.
Но потом поняла: это было то самое «нет», за которым скрывается «попробуй меня переубедить». Это был именно такой отказ. У меня тогда было уже около 5 лет в рекламном агентстве, я могла отличать разные «нет».
Следующая газета по списку — «Дальневосточные ведомости».
— Мне нужна стажировка для поступления, — сказала я.
— Нет, мы уже набрали группу, — ответили мне, но трубку не положили.
— Да? Ну, если подумать... — не сдавалась я.
— Ладно, приходи завтра.
Всё. Просто «приходи завтра». А я уже приготовила целую речь о том, какая я перспективная звёздочка, которая им нужна. Пришла — и меня взяли. А потом пошла поступать на журфак.
Подожди, как это ты начала работать в 11 с половиной лет? Что это за юное предпринимательство?
— Ну да, где-то так. Вообще, получилось так, во-первых, потому что в моём классе были ребята из богатых и из достаточно бедных семей. Как мне кажется, я была где-то посередине, но ближе ко вторым. Карманных денег у меня почти не было, а хотелось. И я поняла: надо зарабатывать самой.
Мы с ребятами со двора решили найти работу и обошли все пять этажей ближайшего ТЦ. Спрашивали, не нужны ли им промоутеры, но нам везде отказали. Остался только последний этаж с парком аттракционов и кафе «Сытый Горыныч».
Я предложила зайти, но все отказались. В один из дней я сама собралась и пошла. Боже, даже не помню откуда — шла под дождём (это же Владивосток), в резиновых шлёпанцах, выглядела вообще не презентабельно. На полном авось заваливаюсь в это кафе и меня взяли.
Потом рассказала ребятам — некоторые тоже пошли, кое-кто даже устроился. А я там проработала до 14 лет. Причём у меня ставка была выше, чем у 16-летних промоутеров: я получала 100 рублей в час, а они — 65. Вот так приходят большие деньги!
Вообще, классная история. Но почему в итоге выбрала журналистику, а не стать преподавателем?
Так я же поступила на филфак и окончила филологический.
А преподавателем какого предмета ты хотела бы быть?
Литературы. Просто так вышло, что во время творческого конкурса я работала в детском лагере. И в первый день конкурса меня просто не довезли до университета — транспорт подвёл. На второй день я выложилась по максимуму, но этого не хватило для бюджета. Мне предложили платное отделение. В принципе, я могла бы побороться, попросить дополнительный шанс… но не стала. Была в каком-то ступоре, решила: «Ну и ладно».
А вот твоя бабушка — школьная учительница, да?
Да.
Почему тебе вообще пришла в голову идея стать преподавателем? Журналистику я понимаю — у тебя же был опыт в маркетинге с детства. А вот к школе ты вроде не имела отношения. Наверное, бабушка что-то рассказывала, что-то тебя зацепило?
Ну, бабушка была моим классным руководителем. Я знала школу изнутри — всех учителей, все процессы, помогала бабушке проверять тетрадки.
Мне казалось, что преподавание — это в принципе интересная история. Я думала, что можно вести уроки немного иначе, более современно.
С другой стороны, я никогда не хотела работать в офисе с 9 до 6 — мне это казалось (да и сейчас кажется) ужасным. В итоге работаю дома 24/7. [смеётся]
Преподавание же выглядело круто: живое общение, возможность вдохновлять, видеть, как у учеников «загораются глаза».
А сейчас ты как-то связана с преподаванием?
Нет.
Хотелось бы?
Нет.
Вообще нет?
Дело не в том, что я не хочу преподавать...
Я была одним из организаторов мастерской спортивной журналистики в «Летней школе «Русского репортёра». Мы приглашали преподавателей, набирали группы, проводили занятия. Практически все участники были совершеннолетними. С такими студентами работать здорово — они мотивированы и увлечены. Но вообще... нет, дело не в детях. Дети — это прекрасно. Меня смущают их родители. Я не хочу иметь с ними дело.
Есть ещё одна проблема. Если мы не говорим о Москве с её современными подходами и молодыми педагогами, то в регионах система образования часто держится на преподавателях старой закалки. Они транслируют своё видение мира: как нужно выглядеть, как одеваться, как себя вести. Это не хорошо и не плохо — просто данность. Мне такое не подходит.
А какая у тебя бабушка?
О, спасибо за вопрос. Бабушка всегда была человеком семейных ценностей, педагогом советской закалки. Для неё было крайне важно держать лицо, и быть примером.
Она была одним из самых уважаемых педагогов, и её действительно все знали. Помню, как я ехала из Москвы во Владивосток на поезде. В Улан-Удэ к нам подсела пенсионерка — оказалось, тоже педагог. Я рассказала, что моя бабушка тоже учительница.
«А какая у вас фамилия?» — спросила она. Когда я назвала, женщина оживилась: «Боже мой, да я же её знаю! Я у нее практику проходила». Представьте — даже в поезде, за тысячи километров от дома, нашёлся человек, который помнил мою бабушку.
Она всегда была в движении: что-то организовывала, придумывала, строила планы.
А в тебе есть что-то от неё?
Безусловно. Мне кажется, что это местами жесткий характер. Для меня также важно держать лицо. Это часто связывают с повышенной тревожностью. Но высокая тревожность — это высокая эмпатия и адаптация. Для работы это только плюс.
А как не переносить тревожность с работы в личную жизнь? Что помогает?
Этому нужно учиться. Лет до 25 это вообще не было проблемой. Но в последние несколько лет стало сложнее.
У меня есть своя программа — условно называю её «реабилитация». Это часть работы, она должна быть вписана в график.
Например?
Во-первых, спорт. Во-вторых, планирование отдыха. Надо чётко понимать, что даст тебе ресурс. Я даже выписала десять пунктов, которые работают лично для меня. Например, азиатская еда, день в кровати, поход в горы...
У меня есть маркер, по которому я определяю, что надо сбавлять обороты: если выходя из дома я забываю ключи, и меня ужасно бесит — значит, пора тормозить.
Тебе нравится работать журналистом?
У меня классная работа. Мне повезло и с коллегами, и с редакцией. Но глобально, мне кажется, что сейчас отрасль от журналистики перешла к созданию контента.
Неожиданно. Что именно делаешь?
Видео, модерация мероприятий, лекции — это тоже часть нашей работы. Это интересно, но всему этому надо учиться и постоянно поддерживать навык. Плюс сейчас недостаточно просто следить за новостной повесткой, ты смотришь за трендами, стараешься адаптировать под них темы для газеты.
Но есть ребята, которые делают глубокие аналитические материалы с big data. У нас в редакции крутую аналитику про нефть и газ круто пишет Сережа Тихонов.
А что тебе больше всего нравится в твоей работе?
На самом деле мне важно, что я верю в то, что делаю. Экология — это как раз та тема. Но в ней нужно разбираться: устойчивость экосистем, промышленные нормативы по выбросам и сбросам, изменение климата…Это все невероятно интересно, потому что напрямую связано с нами.
Правда, пока темы, связанные с окружающей средой, не входят в топ-10 интересов россиян. Но это поменяется.
Есть ли у тебя журналистская мечта? Что бы ты хотела, чтобы произошло в твоей работе в ближайшее время?
Думаю, что сейчас я ближе к философии «У самурая нет цели, есть только путь». Мне нравится то, что я делаю, и я вижу направление, куда бы хотелось идти.
За время нашего знакомства ты рассказала немало интересных историй о работе, о своих поездках. Давай поделимся какой-нибудь яркой историей — той, что произвела на тебя самое сильное впечатление?
Конечно, самые запоминающиеся истории связаны с экстремальными ситуациями. Наверное, самые яркие из того периода, когда я в другом издании работала на месте чрезвычайных ситуаций. Разборы крупных аварий, пожаров — это всегда вызов, работа на грани. Есть истории с Камчатки, но не уверена, что стоит сейчас в них углубляться — там всё строилось по принципу "сделано вопреки всему".
Кажется, ты как раз рассказывала историю про Камчатку?
Там произошло крушение самолёта. При посадке в городе Палана пилоты решили пойти на второй круг из-за тумана, но во время возвращения не увидели прибрежные скалы и врезались в них. Все погибли.
В первый день из Петропавловска в Палану я так и не улетела, все переносилось в последний момент. Авиакомпания нам дала гостиницу, но на следующее утро приключения в аэропорту не закончились — все сотрудники уверяли, что рейс есть, но его не было ни на одном табло. Ходила как потерянная: «Извините, а где мой рейс?». В конце концов меня всё же посадили — вся авиакомпания, кажется, уже меня прокляла.
Прилетаю в Палану. Представьте: город с населением 3000 человек, где погиб 21. Это же трагедия для всего поселения. Мой рейс был первым после крушения. Естественно, все родственники были в ужасном состоянии.
Вначале нужно было попасть в сам город, он находится в 4 километрах от аэропорта. Подошла к сотруднику аэропорта, он посоветовал идти пешком. Ну ок, пошла. Дорога была нормальная.
Первая проезжавшая машина остановилась, и водитель мне сказала быстро сесть. Я почему-то села. Уже внутри машины она жестко сказала: «Дыши через раз! Надень маску!». Это был 2021 год, пандемия. Она объяснила: «Местные по этой дороге не ходят». Но других дорог там действительно не было. На мой вопрос «В чём проблема?» водитель ответил: «Ты на Камчатке. Здесь водятся медведи».
Мне разъяснили правила жизни в Палане для приезжих: если темнеет — иди в отель, если туман — иди в отель, если на улице мало людей — иди в отель, если увидел медведя — конечно, иди в отель. Это круто, конечно, но я работать приехала.
С интернетом были большие проблемы. Мне нужно было передавать фотографии с прощания, отпевания — сотовая связь работала отвратительно. Медленный, но бесплатный Wi-Fi на центральной площади включали на 2 часа в день. Я реально стояла на одном месте по 1,5 часа, пытаясь отправить материалы — одна фотография в Телеграм загружалась 40 минут.
Представьте: июль, тучи комаров, а ты стоишь и ждёшь, когда наконец отправится снимок. Ходить нельзя, нужно стоять, иначе все прервется. И это 2021 год!
Конечно, нужно было увидеть место крушения. Но главная проблема была в том, что никто не соглашался меня туда отвезти — ни МЧС, ни транспортные службы, ни местные власти. Я два дня вела переговоры, просила всех напрямую и через руководство. Ни-че-го.
Как мне рассказывали местные, само место крушения очень коварно. Высокие скалы идут стеной по побережью. Если отлив, то все хорошо. Но если ты в этом месте оказался во время прилива, то шансов выжить нет, тебя просто разобьет о скалы. Говорили, что около 6 человек там погибает каждый год именно из-за этого.
Прогнозом приливов — отливов со мной никто делиться не хотел, поэтому я просто смотрела примерно когда на место выезжают спасатели.
На второй или третий день пребывания я уже отчаялась, что так и не попаду на место крушения. Решила идти пешком по трассе, которая соединяла город с аэропортом. В том направлении было крушение. Я думала, что на месте разберусь. Других вариантов, как мне тогда казалось, нет.
Но я в командировке, редакция несет за меня ответственность. Редактор, когда я ей позвонила в 2 часа ночи ( 9 часов разницы с Москвой), очень настоятельно попросила не идти одной пешком на медведей.
В итоге я стала подходить к местным, прося их отвезти меня. Суббота, утро, в посёлке тишина. И вот один мужчина согласился за три тысячи рублей довезти меня до берега, подождать и привезти обратно.
Представь картину: мы выезжаем за город, связь совсем пропадает. Мы куда-то едем, я надеюсь, что в правильном направлении. И вот он привозит меня на пляж и показывает направление.
Когда я подошла к этим огромным скалам. Это очень красиво, но это опасная красота. У меня получилось, я на месте. Однако разочарование наступило быстро. Примерные каждые 10 метров под скалой был навал камней, похожих на место крушения. Прошло три дня, крупные осколки спасатели наверняка уже увезли для экспертизы.
Очень страшно ошибиться, столько пройти и в итоге выдать фейк-ньюс. Это сильно. Я подходила к каждой такой скале и пыталась найти какие-то осколки самолета. Фотографировала каждую на всякий случай, я же не знаю, когда начнется прилив.
Возле одной такой скалы вижу прибитый канат. «Может быть, это опознавательный знак?» Сфотографировала. Дальше — какие-то обрывки троса. Снова снимок. Никаких следов самолета. Отхожу все дальше от начала скал. Вглядываюсь в линию воды: прилив — не прилив.
В какой-то момент мне стало казаться, что начался прилив. Но я вижу в метрах 20 еще один навал камней.
Иду в его сторону и слышу, как сверху со скал начинают падать маленькие камешки. И тут я вспоминаю, что читала утром новости, что спасатели начнут работу на скале на том самом месте, где был взрыв. И тут я поняла, что вот сейчас будет реально место крушения.
Там действительно между камней виднелись металлические обломки самолёта, клочки одежды. В какой-то момент сердце ёкнуло — показалось, что вижу человеческую руку. Замерла, мысленно повторяя: «Сейчас разгляжу, сейчас разгляжу...» Оказалось, это всего лишь клешня краба. Вздохнула с облегчением — живём.
Стала фотографировать всё подряд: и крупные детали, и мелкие обломки. Но когда начала просматривать снимки, то поняла, что это провал. На фото это выглядело как обычный береговой мусор.
Возможно, это звучит цинично и жестоко. Но в нашей работе важно, чтобы по фотографии читатель мог понять что и где произошло. Эти фотографии такую информацию не несли.
Я пыталась находить ракурсы, но ничего не работало. А потом небольшие камни начали сыпаться прямо над тем местом, где я стояла. Спасатели изучали скалу. Я их не видела, а они, соответственно, не видели меня.
Я приложила столько сил, а в итоге получила максимум 15 минут съемки. Это было так обидно и несправедливо. Но в такой момент нужно собраться и просто отойти. Я не могла ничего сделать. Дальше оставаться не имело смысла и было просто опасно из-за прилива.
Отойдя от места буквально на метра три, я обратила внимание, сбоку от камней находилась металлическая табличка от борта «Камчатских авиалиний». Чуть дальше лежало то, что я вначале приняла за мусор, но оказалось, что это вещи: обгоревший ботинок, другие предметы.
Это было оно! Но прямо туда летели камни, я их видела уже приземляющимися на землю. Сомнительно, но работаем. Я быстро подбежала, сделала несколько фото таблички, несколько фото ботинка и отбежала.
В итоге у меня получились неплохие кадры, хотя можно было бы лучше, но в других условиях.
И еще один момент, мы не смогли купить обратный билеты из Паланы, поэтому пришлось брать вылет из соседнего города Тигиль. Это всего в трех часах на машине, но выезжать надо за несколько дней. Я этого не знала, поэтому вечером перед вылетом, кажется, владелец гостиницы обзвонил всех владельцев машин города. За три часа езды я отдала 13 тыс. рублей, самое дорогое такси в моей жизни. Для сравнения, в Якутии за 10 тыс. рублей водитель был с нами целый день.
Я не понимаю, что значит «за несколько дней»? Люди организуют выезд за несколько дней или просто уезжают за несколько дней?
Они уезжают за несколько дней. Мне сказали: «Это тебе не материк, ты должна была уехать за полтора дня». Честно говоря, я такого вообще не ожидала. Междугородних автобусов нет, рынок работает по своим правилам.
А какое место стало для тебя самым удивительным за время работы? Знаю, что ты была на Шпицбергене. Расскажи подробнее об этой поездке. Зачем ты туда ехала?
Мы летали на Шпицберген. Это, пожалуй, самый неожиданный кейс в моей карьере — я никогда не думала, что окажусь там.
На Шпицбергене есть российская компания — оператор всего российского присутствия на архипелаге “Арктикуголь”. Несколько лет назад управление передали Министерству развития Дальнего Востока и Арктики.
Теперь компания занимается развитием туризма и управляет двумя населёнными пунктами — Пирамидой и Баренцбургом.
Для зарубежных туристов эти города достаточно известны, а вот для российских — не очень.
Это была попытка через СМИ и блогеров рассказать, что туда можно поехать, что там увидеть и попробовать — в общем, показать, какое это удивительное место.
И как результат?
Несмотря на нынешний тренд в России на арктический туризм (тот же Мурманск), мне кажется, Шпицберген и российские поселения там — это отдельная сильная история.
Ты только представь, советская власть строила свои населенные пункты на территории другого государства. В это были вложены огромные ресурсы, туда даже траву из Мурманской области привозили.
Там бесконечная арктическая красота, ледники и советская архитектура. Сейчас там открыты для посещения не все здания. Мы гуляли по административному корпусу, так как там есть “тайные” комнаты, в которые можно войти через шкаф. И в этих комнатах есть печи для утилизации документов.
Также и в общежитии есть отдельные комнаты с секретным входом для таких сотрудников.
Это очень интересный опыт, правда, поездка туда стоит значительно дороже арктического туризма в России. Поездка в Мурманскую область — 50-60 тысяч, а на Шпицберген — 350-550 тысяч рублей. Но это разные Арктики.
Дорого же!
Если учесть, что путешествие Земля Франца-Иосифа или Новую Землю стоит от 2,5 миллионов, то Шпицберген уже не кажется запредельно дорогим. Всё познаётся в сравнении.
А из Мурманска можно добраться до Шпицбергена?
С июня запущено морское сообщение, поэтому сейчас даже шенген делать не надо.
Стоит ли посетить Шпицберген, потратив больше, чем на Мурманск?
Однозначно! Во-первых, такая стоимость связана не с тем, что кто-то хочет нажиться на любопытных туристах, а потому что туда все надо привозить. Сейчас Шпицберген имеет статус национального парка, там ничего нельзя выращивать.
Во-вторых, в таких условиях там очень высокий уровень сервиса. Классные комфортные номера, вкусная красивая еда, приветливые люди. Люди там, кстати, это вообще мое отдельное восхищение. Местного населения там нет, поэтому все приезжают работать по контракту. Специфика севера — полярный день летом, полярная ночь зимой. Нужно быть очень влюбленным в свою работу, чтобы туда ехать. Поэтому там атмосфера … стартапа. Все заряженные, рассказывают про архипелаг, кого из животных видели, как веселятся в полярную ночь.
В третьих, это арктическая природа: ледники, горы, олени, песцы. Это все ты видишь сразу выходя из отеля.
И как ощущения?
Я обожаю такой туризм! Называю его «Блеск и нищета». С одной стороны — куча развалин, следы истории, всё выглядит... ну, знаешь, как место, которое требует восстановления. С другой — после такой прогулки ты возвращаешься в классный номер.
То есть контраст?
Именно. Несмотря на суровую арктическую природу и сложную логистику, чувствуешь себя... ну, как птенец на ладошке. Это непередаваемый восторг.
Кстати, там была уникальная опция — я впервые в жизни спустилась в угольную шахту.
И каково это?
Это мощнейший опыт! Но нужно быть готовым физически — идти 2 часа в одну сторону и морально — справляться с приступами клаустрофобии, когда всё тело кричит «Беги!». Если ты к этому готов — незабываемые впечатления гарантированы. Хотя, возможно, не всем это нужно.
Ты много путешествуешь по России. Как думаешь, нужно ли развивать внутренний туризм?
Появляется больше интересных мест, качественных туров, профессиональных команд. Но сервис...часто за нормальные деньги получаешь весьма сомнительное обслуживание. Мама метко называет это «ненавязчивым сервисом».
Хотя в России столько потрясающих мест!
Именно! Вот взять Мурманскую область — они совершили рывок и в сервисе, и в гастрономии. Приезжаешь в Мурманск — и видишь: местная кухня из местных продуктов представлена не только в обычном варианте, но и в современной интерпретации. При чём на достойном уровне.
Когда мы ехали в Норвегию, остановились в придорожном кафе — и у меня даже не возникло сомнений, что там будет вкусно.
Что там было особенного?
Обычное придорожное кафе, но: приятный интерьер и чистота, ухоженные туалеты, качественный кофе, свежая выпечка, достойная еда.
И как впечатления?
Это именно тот уровень, который нужен. Хотя, конечно, хотелось бы больше таких мест. Удивительно, но даже в популярных туристических регионах с этим проблемы. Когда путешествуем с друзьями по малым городам, часто сталкиваемся с ситуацией: вечером негде поужинать — все места заняты, приходится ехать в соседний город.
Назови топ-3 города России, которые стоит посетить?
Из того, где я была. Владивосток — однозначно! Кировск — арктическая красота и горы. Санкт-Петербург — тут даже объяснять не нужно. Если расширить до пяти, добавлю Минеральные Воды из-за Эльбруса и Казань.
Почему именно они?
Это города с «вау-эффектом», которые разрывают шаблоны о России. Каждый — особенный и запоминающийся.
Интересный выбор. Если бы не журналистика, чем бы ты занималась?
Это ведь не спонтанное решение... В 2018 году я поступила на международные отношения, планируя специализироваться на Северной Корее. Так что, вероятно, занималась бы этим.
А сейчас?
Если завтра скажут «прощай журналистика» — начну с нуля в экологии. Зря что-ли в магистратуру поступала.
Давай поговорим про Владивосток. Как называют местных жителей?
Владивостокцы.
А какие они — Владивостокцы?
Жёсткие. Вообще весь Дальний Восток про жёсткость, но при сближении очень добрые и щедрые. И, как правило, не особо любящие Москву.
Почему?
Ну, знаешь, как говорят: «Москва — это не Россия». И это абсолютная правда.
Смогла бы ты вернуться жить во Владивосток? Давай вдохновим людей на поездку в этот город! Почему стоит поехать именно сейчас?
Там ты увидишь совсем другую Россию — с азиатским акцентом, с бескрайним морем. Во Владивосток классно приезжать, чтобы есть вкусную азиатскую еду, свежие морепродукты, купаться в море и чувствовать свободу.
Что обязательно сделать в этом городе?
В городе нужно обязательно показаться на вейкборде, сходить на дайвинг (он есть в центре) и на сапах сходить на маяк Басаргина.
Если мы говорим в общем про регион, то нужно сделать тур по побережью Хасанского района. Там очень красиво. Жалко, что сейчас нельзя смотреть на маяки. Потом можно посетить поселок «Красный Яр», чтобы узнать культуру и попробовать местную кухню удегейцев.
В какой город России ты мечтаешь попасть с туристической целью?
Это даже не город... Я уже несколько лет грежу о посёлке Уэлен.
Где это?
На Чукотке, самый восточный населённый пункт страны. Мечтаю встретить там Новый год.
Чем это интересно?
Там коренные малочисленные народы живут в своем ритме, потому что населенный пункт очень удаленный. У них свои традиции, они охотятся на китов, потому что другого мяса у них нет.
И ты хочешь это попробовать?
Мне интересен сам опыт нахождения в таком месте. Это их экосистема. Читала рассказ девушки, которая там праздновала Новый год — на столе почти ничего не было из привозного, только то, что добыли сами.
На морских охотников детей учат прямо со школы, а ведь это очень опасный промысел. Если ты выпал за борт, то в ледяной воде у тебя есть всего 5 секунд, чтобы выбраться.
И они сознательно идут на такой риск?
У них нет выбора. Это их жизнь и традиция. Мы не вправе осуждать людей, выживающих в таких экстремальных условиях. Их мировоззрение фундаментально отличается от нашего, «центрально-российского».
Ты много путешествуешь. Как сохранить жажду познания мира, когда перемещения стали такими сложными?
Знаешь, у меня вообще не было «лёгких» путешествий. Даже поездки из Владивостока в европейскую часть России — это сначала перелёт в Москву, потом куда-то ещё.
Что тебя мотивирует?
Страх потерять интерес к жизни. Иногда смотрю на ровестников — они уже ничего не хотят. А я боюсь такого состояния. Путешествия, даже сложные, — это способ взбодриться.
А что для тебя счастье?
Счастье — это найти своих и успокоиться.
Прикольно звучит! Впервые слышу. Это цитата? Из фильма?
Да, кажется... Потом погуглим.
Слушай, это действительно классно. На этом, пожалуй, закончим. Спасибо.